Потемкинский альманах

Анна Иоанновна. Другая история

Даже простое изложение документальных свидетельств — уже интерпретация, так как факты попадают в нашу картину мира, а уж осмысливание всегда оказывается зависимым от состава души исследователя, выводы — от того, что за мир он в себе строит.

Среди прочих артефактов забытая музыка занимает особое место. Она — бесценный свидетель, заполняющий пробелы, неописанные документами. Внутреннее содержание музыки специфично своей самодостаточностью. Но извлечь его невозможно без адекватного владения ее языком, а также без глубокого опыта ее понимания и интерпретации. Эти два условия гарантируют от ошибок, так свойственных некоторым историкам. Музыка, скорее, предпочтет быть забытой, чем неправильно понятой. Это видно по тому ничтожному количеству музыкальных шедевров прошлого, которое дошло до нас и по легкости, с которой совершаются сегодня великие музыкальные открытия.

Соната Луиджи Мадониса, посвященная Анне Иоанновне — музыкальный портрет императрицы, ее двора и ее России. Он ничем не похож на созданный историками: «…это царствование — одна из мрачных страниц нашей истории, и наиболее темное пятно на ней — сама императрица. <...> При Анне немцы посыпались в Россию, точно сор из дырявого мешка…». Это Ключевский. Бедная Анна! «…черствая и безвкусная, со злым и малообразованным умом» — тот же автор. Вглядимся в портреты императрицы, попробуем ощутить эстетику ее времени, вспомним деяния Анны.

Луиджи Мадонис, обосновавшись в Санкт-Петербурге в начале 1730-х, выдавал себя за ученика Вивальди. Это значит, что Вивальди был известен и уважаем в России, то есть его музыка звучала здесь. Однако трудно найти общие черты у этих двух музыкантов. Скрипач-Вивальди не стал бы включать в свой репертуар сонаты Мадониса. Судя по его собственным сочинениям, Вивальди избегал таких технических трудностей, которые постоянно придумывал себе Мадонис. Вивальди-композитор отличался удивительной естественностью мелодий, за что любим многими до сих пор. Мадонис — сложный композитор. Он демонстрирует владение всеми европейскими стилями, но в каждом из них стремится отыскать что-то, никем до него не замеченное. Его музыка не ищет широкого слушателя, она — для подлинных ценителей. Именно такого музыканта хотела видеть Анна Иоанновна своим первым придворным скрипачом. Эту музыку она хотела слушать, в ней прославить свое имя для потомков, принимая ее в дар.

 

I

Сохранилось несколько интересных изображений императрицы Анны. Замечательный портрет создал ее придворный «первый живописного дела мастер» Луи Каравакк в 1730 году. Француз, со слов современника — гасконец как по рождению, так и по привычкам и манерам, Людовик Каравакк приехал в Россию в 1716 году и, подобно Мадонису, остался здесь на всю жизнь. Создал первую в России школу рисования, среди его учеников А. Антропов и И. Я. Вешняков. После себя оставил роскошные портреты, баталии, росписи дворцовых интерьеров, иконы.

Среди прекрасных гравировальных портретов Анны Иоанновны, выполненных Христианом Альбрехтом Вортманом, особенно впечатляет последний, 1740 года. Немецкий гравер приезжал в Санкт-Петербург несколько раз, возглавлял гравировальную палату при Академии Наук. Он же, еще в начале царствования Анны, готовил Коронационный альбом.

Иоганн Генрих Ведекинд — не столь выдающийся художник, но его портрет интересен. С него Анна смотрит на нас именно тем ее особенным, теплым и милостивым взглядом, который упоминают современники.

Большую художественную ценность представляет эрмитажная шпалера с изображением императрицы. Этот, благородного колорита портрет, был выткан на Санкт-Петербургской шпалерной мануфактуре французским ткачом Филиппом Бегаглем и его русским помощником, сыном солдата Преображенского полка Сергеем Климовым. Якоб Штелин в своих записках отмечает то совершенство, которого достигло при Анне искусство изготовления шпалер.

Вершиной медальерного искусства в России можно считать портреты Анны, выполненные Иоганном Карлом Гедлингером. Один из них — на памятной медали «В мире и в войне славна», другой — на рубле 1736 года. Гедлинглер провел при дворе Анны всего два года, но и это было большой ее удачей. Мастер был настолько знаменит и востребован, что позволял себе отказываться и от монарших предложений. Известно, что Петру I так и не удалось привезти его в Россию.

 

II

Вернув столицу из Москвы в Санкт-Петербург, Анна заявила себя последовательницей Петра Великого. Во внутренней политике она смирила мятежные настроения, добившись преданности своему Трону. Внешней политикой усилила авторитет России. Многое удалось ей в делах бранных.

Она укрепила южные рубежи страны, смыла позор прутского поражения Петра блестящими победами над турками и возвращением Азова. Закончила давний спор русских с Золотой Ордой, разгромив ее последний осколок — Крымское Ханство. Ее фельдмаршалы Ласси и Миних одолели Перекоп, крепости Очаков и Хотин. Последняя победа выразительно воспета Ломоносовым.

<...>

Где ныне похвальба твоя?

Где дерзость? Где в бою упорство?

Где злость на северны края?

Стамбул, где наших войск презорство?

Ты лишь своим велел ступить,

Нас тот час чаял победить;

Яны́чар твой свирепо злился.

Как Тигр на Росский полк скакал.

Но что? Внезапно мертв упал,

В крови своей пронзен залился.

Целуйте ногу ту в слезах,

Что вас, Агаряне, попрала,

Целуйте руку, что вам страх

Мечем кровавым показала.

Великой Анны грозной взор

Отраду дать просящим скор;

По страшной туче воссияет,

К себе повинность вашу зря,

К своим любовию горя,

Вам казнь и милость обещает.

<...>

Россия, коль щастлива ты

Под сильным Анниным Покровом!

Какия видишь красоты

При сем торжествованьи новом!

Военных нестрашися бед:

Бежит оттуду бранный вред,

Народ где Анну прославляет.

Пусть злобна зависть яд свой льет,

Пусть свой язык ярясь грызет;

То наша радость презирает.

<...>

К числу Анниных триумфов относится победа над французами в споре за польского короля, принесшая ей авторитет среди европейских монархов.

В музыкальной «Баталии», второй части сонаты Мадониса, слышны барабаны и свист флейт, топот конницы. Виолончель со скрипкой толкают, сбивают друг друга, как сошедшиеся полки. К концу части напор достигает напряжения штыковой атаки. В заключение разгоряченный марш барабанов звучит триумфально.

Среди полков, что были созданы Анной, самые известные — Измайловский и Конногвардейский. Трудами и талантом Бурхарда Миниха она создала «Корпус кадет шляхетских», качественно улучшив военное образование. Помимо необходимых в военном деле артиллерии, фортификации, верховой езды, фехтования, математики, географии и истории, кадетов учили языкам, риторике, танцам, рисованию, геральдике. Как это ни странно, там берет свое начало русский балет! Выпускник за 15 лет обучения должен был не только заложить в своей душе качества, необходимые для военной службы, но и развить галантность, вкус, чтобы сила не была животной и грубой. Кадетский корпус формировал подлинную элиту. Его влияние на культуру России огромно. Вплоть до 1917 года офицерская среда рождала лучших представителей нашей культуры, и армия была ее неотъемлемой частью.

Императорский сухопутный шляхетский кадетский корпус располагался в бывшем дворце светлейшего князя Александра Даниловича Меншикова. В память об этом великом деянии Анны посвященную ей сонату Мадониса мы записали в Ассамблейном зале Меншиковского дворца.

III

В барокко аффекты всегда чередуются, и за бурной батальной частью, прославляющей победы Анны, следует нежная сарабанда. Она, как отдых от трудов и мечты об их нескорых плодах.

Одним из нововведений Анны Иоанновны стало строительство кораблей не из дуба, а из лиственницы. В России дуба было мало. Под Санкт-Петербургом она заложила лиственничную корабельную рощу. Под руководством форстмейстера Ее императорского величества Фердинанда Габриэля Фокеля работало несколько русских учеников. Они и стали родоначальниками российской лесной науки. Фокелю принадлежит книга «Описание естественного состояния растущих в северных Российских странах лесов с различными примечаниями и наставлениями как оные разводить».

И сегодня, гуляя в Линдуловской роще, названной так по старому имени протекающей сквозь нее речки, можно встретить очень старые деревья и порадоваться, что в те далекие времена императрица вглядываясь в будущее, думала о нас: моим потомкам будет нужен корабельный лес, и я должна им его дать. Большой, популярный у дачников поселок невдалеке так и называется — Рощино.

Духовную опору своего царствования Анна обрела в строительстве церкви святых и праведных Симеона Богоприимца и Анны Пророчицы. Деревянный храм был заложен еще царевичем Алексеем Петровичем, в честь рождения сестры Анны Петровны, в будущем — матери императора Петра III. На зубовской гравюре 1717 года с видом от Невы на Летний сад вдалеке слева высится шпиль этой старой церкви. Анна перестроила ее в камне и богато украсила. На колокольню установила куранты с разобранной по ветхости Вознесенской церкви, что была у Меншиковского дворца. Сретенская церковь выходила на Фонтанку. Река Фонтанка в то время была одной из главных улиц города. Построенные вдоль ее берегов дворцы и Летний сад соединялись друг с другом лодочным сообщением. Шпиль церкви освящал их. В дальнейшем доходные дома закрыли церковь, оторвав ее от Фонтанки. В советские времена в них были густонаселенные коммуналки. Но среди городских архитекторов нашлись отважные энтузиасты, добившиеся невозможного: несколько домов, закрывавших церковь, были расселены и снесены. Небольшой сквер с низким кустарником вернул былую красоту и исторический замысел. Однако в 1999 году вперед вылез нелепый, уродливый новый дом, не уничтоживший, но испортивший хорошее место.

Другая церковь, перестроенная Анной в камне, находилась на «Невской перспективой дороге», недалеко от нынешнего Казанского собора. Она посвящалась Рождеству Пресвятой Богородицы. Здесь хранилась особо чтимая икона Казанской Божией Матери, поэтому и церковь часто называли Казанской. На время перестройки храма икону перенесли в Троицкий собор на Троицкой площади. Драгоценный образ был возвращен за день до освящения обновленной церкви. Императрица пешком следовала за святыней.

Здесь же уместно упомянуть, что Анной Иоанновной был основан один из самых чтимых российских монастырей. Своему духовнику архимандриту Варлааму Анна подарила земли вдоль Петергофской дороги, где была дача ее старшей сестры Екатерины. Там он заложил Свято-Троицкую Сергиеву Приморскую пустынь. Этот монастырь, уничтоженный в XX веке богоборческой властью, сыграл исключительную роль в духовной истории России.

IV

За 10 лет своего правления Анна оформила, очертила страну. На западе она потеснила Францию в притязаниях на Польшу. На северо-западе суда прокладывали курс по достроенному Минихом Ладожскому каналу. Вторая Камчатская экспедиция прошла Ледовитым океаном весь север, открыв пролив между Азией и Америкой. Ганджинский трактат провел границу с Персией. Огни сигнальных башен и 20 новых полков обозначили границу с Турцией. Изнутри страну осваивали экспедиции — Крашенникова на Камчатку, Миллера и Иоганна-Георга Гмелина по Сибири. Демидов и дальний родственник императрицы Василий Никитич Татищев исследовали Урал. Анна покоряла себе пространства, желая все знать о своих владениях. Татищев, великий русский историк, государственный деятель, доверенное лицо главного «колдуна» Якова Брюса, начал в ее царствование работу над «Общим географическим описанием всея Сибири» и «Историей Российской».

В завершение славных дел ее жизни, в 1740 году, чтобы показать всему миру и самим себе, кто мы, Анна Иоанновна провела в Санкт-Петербурге первый фестиваль народов России. Известный как свадьба шута Голицына в Ледяном доме, он остался в памяти на столетия. Это событие своим великолепием и чудесностью было подобно знаменитым старинным итальянским празднествам, во время которых весь город становился театром.

Забавную историю приводит современный историк господин Токуаки Баннай из города Кобэ.

При Анне Иоанновне в Санкт-Петербурге появились первые японцы — Гонза (1717-1739) и Соза (1696-1736). Их выбросило на восточный берег России после кораблекрушения и дрейфа по волнам Тихого океана. После долгих мытарств в 1731 году они были доставлены в Санкт-Петербург и получили аудиенцию у императрицы. В 1734 году они изучали Закон Божий в Кадетском корпусе и приняли крещение под именами Козьма и Домиан. В следующем году Гонза был отдан в Александро-Невскую семинарию для обучения русскому языку, и по указу мая 1736 года он начинает преподавать японский язык в Академии Наук. Вместе с А. Богдановым они работают над первым русско-японским словарем, который включал 12 000 слов и назывался «Новый лексикон Словено-Японский».

В правление Анны Иоанновны начался творческий взлет Бартоломео Растрелли, Франческо Арайи, Михайло Ломоносова.

Из-за утерянного ключа к звучанию русского литературного языка XVIII века мы не можем оценить глубину и красоту стихов Антиоха Кантемира и Тредиаковского — лучших поэтов ее времени.

Стоит сказать несколько слов о самых заметных фигурах ее двора. Образы Бирона и Остермана неправдоподобно гротескны, нужны серьезные исследования, чтобы разглядеть за ними реальных людей. Ключом к пониманию братьев Левенвольде может стать та прекрасная музыка, которая окружала их.

Впечатляет галерея послов Анны — ее «лицо» в Европе. Алексей Петрович Бестужев-Рюмин, тонкий и дальновидный политик, великолепно образованный, в дальнейшем достиг самых высоких государственных должностей. Петр Павлович Шафиров, соратник Петра I, при Анне Иоанновне так же активно участвовал в международных делах, помогая Остерману.

Герман Карл фон Кайзерлинг, посол в Дрездене, знаменит тем, что заказал И. С. Баху «Гольдберг вариации» для своего юного воспитанника Иоганна Готлиба Гольдберга. Собрал вокруг себя всех лучших саксонских музыкантов. Это его просила Анна Иоанновна прислать в Санкт-Петербург лютниста, чтобы был «как наш Вайс». Вайс, друг И. С. Баха, был лучшим немецким лютнистом того времени. В результате к Вайсу в обучение отправили бандуриста Белоградского, который стал замечательным лютнистом при русском дворе и даже получил дворянство.

Блестящий музыкальный и художественный кружок создал вокруг себя Антиох Кантемир, русский посол в Лондоне, а затем в Париже.

Светлые головы — Андрей Федорович Хрущев, горный инженер, владелец одной из лучших санкт-петербургских библиотек, и архитектор Еропкин Петр Михайлович — закончили трагически. Из-за слишком тесной связи с Волынским они были казнены вместе с ним. Дела Еропкина живы: вместе с Бурхардом Минихом он разработал планировку центра Санкт-Петербурга — по улицам, когда-то вычерченным ими, мы ходим сегодня. Еропкин переводил на русский язык «Четырех книг об архитектуре» Андреа Палладио. Ледяной дом — одна из его построек.

Волынский, без сомнения, был в числе самых интересных людей того времени. Однако еще при Петре I судьба то возносила его высоко, то роняла. Говорят, попадался на взятках и казнокрадстве. Еще говорят — иностранцы погубили. Но среди его недругов были и адмирал Головин, и князь Александр Борисович Куракин. Бирон, наоборот, ценил его, продвигал, но выступил против, когда Волынский в его доме избил поэта Тредиаковского.

V

Последняя часть сонаты — образец французского стиля. Очевидно, Мадонис хорошо освоил его, живя в Париже. Она начинается трелями на нечетных слабых долях у скрипки и двойками (две ноты на один смычок) у виолончели. Каждая вторая нота в двойке по правилам того времени должна быть слабой. Она присоединяется к первой ноте аналогично тому, как согласный звук к гласному. Даже если скрипач будет исполнять свои трели мягко и легко, имитируя трепыхание крылышек бабочки, движение двойками начнет прихрамывать. Создается образ — живой, но несовершенный. Эта неловкость беспокоит, трогает, умиляет, как веселый щенок с больной лапкой или красивая птичка с поврежденным крылышком. Такие тонкие эмоции были доступны только французскому стилю, итальянский предпочитал тонким сильные. Композиторское решение Мадониса так изысканно, галантно! Итальянец, в совершенстве овладевший обоими стилями!.. Его учителю Вивальди подобные попытки не удавались. Среди композиторов, в итальянском не уступавших итальянцам, а во французском — французам, лучшими, без сомнения, были И. С. Бах и Г. Телеманн. Для тех, кто усвоил обе манеры, естественно встал вопрос о совершенном стиле, производном этих двух, — о примиренных вкусах. Лучшие из «петербуржских итальянцев» — Франческо Арайа, Луиджи Мадонис, Доменико Дал'Оглио — также работали над этой общеевропейской проблемой. Тот неповторимый, особенный стиль, который они создали к концу 30-х годов, стал музыкальным лицом русского трона.

Французская пятая часть требует французского визуального ряда. Но примиренные вкусы позволяют отступить от этого правила.

Музыканты из Европы бывали в России еще в XVII веке, однако настоящая, яркая европейская музыкальная жизнь началась здесь в царствование Анны Иоанновны. Первой появилась комедия дель арте, с ней — опера-буффа. С начала 1736 года стали регулярно ставиться большие оперы-сериа. Не было разгона, разбега. Все музыкальное, что возникало в Санкт-Петербурге в то время, сразу было самым лучшим. У этого феномена, очевидного для всех, кто знаком с той музыкой, есть лишь одно объяснение — исключительный музыкальный вкус самой императрицы.

Мадониус и его старший брат, скрипач и валторнист, приехали в Санкт-Петербург еще в начале 30-х. Арайю, братьев Далолио и других великолепных музыкантов и певцов по поручению Анны Иоанновны привез в Россию из Италии скрипач Пьетро Мирра. В разыгрывавшихся здесь итальянцами комедиях дель арте он, видимо, выполнял обязанности не только скрипача, но и комедианта, что помогло ему в дальнейшем стать придворным шутом под именем Адамки Педрилло. На гравюре со скрипкой изображен именно он. Лубочный персонаж Фарнос - сизый нос, тот, что верхом на свинье и дудит в дуду, судя по итальянскому профилю, тоже родом из комедии дель арте. Ее герои хоть и говорили на итальянском, легко вошли в русскую культуру, найдя в ней сродников в лице Петрушки и прочих. В книге Ровинского, где русский лубок представлен наиболее полно, можно найти старинные фигуры комедии дель арте из офортов Жака Калло в виде лубочных картинок.

Каким-то особенным сказочным духом был наполнен двор Анны. Ее увлечения оперой, карлики с шутами, расточительная пышность и многое, что сегодня непонятно для нас, — его проявления. Этот дух никак не мешал ни трезвомыслию, ни великим деяниям. Анна, подобно Петру I, или королеве Христине Шведской, была настоящей барочной Государыней. Во время на Троне, отведенное ей Богом, она повелевала не только людьми и пространством, но и стихиями. Огонь, сжигавший ее молодую столицу, превращала в волшебные фейерверки и многочасовые иллюминации. Соединяла Огонь с Водой, построив на Неве у Стрелки Васильевского острова Театр фейерверков, со всех сторон окруженный водой. Миних учил своих кадетов, возводя изо льда крепости и штурмуя их; она превратила Лед в самое запомнившееся чудо своей эпохи — Ледяной дом. По льду Невы в роскошных одеждах гуляли слоны, подаренные персидским шахом. Соединяя Воду и Твердь земную, она одела в гранит Петропавловскую крепость, хотя знала, что штурмовать ее уже некому.

Такова Анна.

Андрей Решетин, февраль 2012, В.О. 7-я линия